Архиепископ странно взглянул на принцессу.

– Откуда у вас такое недоверие к людям? Вы ведь еще почти дитя… Впрочем, воля ваша. Вы хотите, чтобы я велел отправить посыльного немедленно?

Анна о чем-то размышляла, глядя на вертевшегося у дверей шпица.

– Пожалуй, нет. Как говорится, qui nimis propere, minus prospere[32]. Думаю, лучше отправить его утром, снабдив вооруженной охраной. Это очень важно для меня!

Неожиданно она умолкла на полуслове, глядя на шпица. Вайки усердно обнюхивал дверную щель, весело помахивая хвостом. Несомненно, за дверью кто-то находился, и этот «кто-то» наверняка был из тех, кого пес хорошо знал.

Анна стремительно шагнула к двери и распахнула ее. Перед ней открылась длинная готическая лоджия, оканчивающаяся аркой. Она казалась пустынной, но в отдалении принцесса успела заметить мелькнувший на повороте алый шлейф платья своей фрейлины.

– Бланш! – позвала Анна. – Бланш, немедленно вернись!

Девушка появилась в проходе и приблизилась, теребя шнуровку платья. В слабом свете свечи она выглядела огорченной, но никак не испуганной.

– Что это значит, голубушка? Ты подслушивала?

Бланш собралась было что-то сказать, но так и застыла с приоткрытым ртом. Потом широко перекрестилась:

– Клянусь кровоточащими ранами Христа, у меня и в мыслях не бывало подобного!

– Что же тогда ты здесь делала, в то время когда я велела тебе ожидать меня в опочивальне?

– Просто… просто мне пришла в голову одна мысль. Сейчас все так взволнованы возвращением в Англию братьев Йорков, что я решила… Ну, словом, я хотела просить вас, моя принцесса, отпустить меня в Форвич[33], в церковь святой Марии, помолиться за Ланкастеров у гроба святого Августина.

– И для этого тебе понадобилось следовать за мной в темноте?

– Но утром я могла и забыть о своем благом намерении. Вы же знаете, что утром все кажется иным, чем накануне вечером!

И она улыбнулась так простодушно, что даже архиепископ усмехнулся. «Если эта девушка и лжет, то лжет весьма искусно», – подумала Анна. Бланш же между тем продолжала:

– Я уже дважды ходила к гробнице Святого Томаса Бекета и молилась, чтобы Йорки оставили Англию в покое. Но, видимо, великий святой глух к мольбам такой грешницы, как я. А после того, как вы отправились к его преосвященству, меня вдруг осенило. Ведь второе имя, данное мне при крещении, – Августа. Да-да, Бланш-Августа! И святой Августин является моим покровителем. Вот я и решила, что следует помолиться над его святым прахом!

Она просияла, но Анна по-прежнему смотрела на нее с подозрением.

– Зачем же ты подслушивала?

– Вовсе нет! Я приблизилась к двери, услышала ваши голоса и, не осмелившись постучать, пошла назад. Тут вы меня и окликнули.

Бланш выглядела искренне огорченной, а на принцессу смотрела едва ли не с упреком.

– Ступай, – вздохнула Анна. – И в другой раз будь умнее. Как бы ни были благочестивы твои помыслы, не забывай, что подобные проделки не принесут тебе ничего, кроме огорчений.

Когда фрейлина удалилась, Анна, вручив кардиналу письмо, еще раз попросила отослать его с первым же курьером.

Вернувшись к себе, она застала Бланш дремлющей в кресле. Вайки прыгнул к фрейлине на колени и лизнул в щеку. Анна давно заметила, что песик привязался к девушке, и почему-то именно сейчас решила положиться на его интуицию. Недаром ведь говорят, что животные издали чувствуют людей, замысливших недоброе.

Бланш помогла принцессе раздеться и, уже поправляя вышитое покрывало на постели, спросила:

– Так как же быть с Форвичем? Вы отпускаете меня, миледи?

Анна ничего не ответила и отослала фрейлину. Она была смертельно утомлена, однако долго не могла уснуть, без конца возвращаясь мыслями к Бланш. Эта девушка нравилась ей, но почему-то именно сейчас ей припомнились слова Сьюзен Баттерфилд о том, что Бланш служила королеве Элизабет, а также и то, что она среди прочих находилась в ее покое в Вестминстере, когда пропали написанные на латыни черновики первого письма.

Больше того – именно она снарядила с письмом Джека Терсли, заверив, что лучшего гонца принцессе не сыскать, а вышло, что Уорвик так и не получил известия об измене Кларенса. Теперь же это ее появление под дверью покоев архиепископа…

Слишком много совпадений! Впрочем, возможно, что она просто излишне возбуждена и измучена сегодняшним днем и понапрасну клевещет на простодушное дитя… Ведь Бланш производит впечатление простодушной, если даже не слегка глуповатой. К тому же Анна выказывает такое расположение и осыпает столькими милостями эту дворяночку из графства Сэрри, что ей должно быть невыгодно вредить подобной госпоже.

Анна откинула покрывало и села. Слуги архиепископа, стараясь изгнать сырость из старого помещения, расставили вокруг ее ложа шесть жаровен. Но, видимо, переусердствовали, так как в покое стало нечем дышать. Анна изнывала от духоты. Она встала и прошлась по комнате. Вайки, приоткрыв один глаз, проследил за хозяйкой и снова уснул, забавно перевернувшись на спину и подняв одну лапку.

Она приотворила окно. Воздух на улице был теплым и душистым. Пахло нежной весенней зеленью, цветами из архиепископского сада, влажной землей. Уже давно отзвонили к полунощной, было тихо и покойно. За окном кардинала мерцал слабый свет. Какое-то время она смотрела на пламя свечи за частым переплетом. Какие мысли теснятся в голове преподобного Томаса Буршье после известия о возвращении того, кто выхлопотал для него кардинальскую мантию?

Где-то неподалеку затянул свою песню сверчок. Анна вздохнула и уже собралась было прикрыть окно, когда какое-то едва заметное движение внизу привлекло ее внимание. Мрак двора оставался непроницаем, и даже слабые блики, падавшие на каменные плиты из покоев архиепископа, не рассеивали тьму. Тем не менее Анна готова была поклясться, что возле одной из химер, украшавших крыльцо, смутно виднеется алое платье Бланш.

Замерев, принцесса попыталась разглядеть происходящее получше. Где-то скрипнула дверь. Анна забеспокоилась, потом начала злиться. Ну уж нет, сейчас она призовет эту вертихвостку и все у нее выпытает! Она уже хотела окликнуть Бланш, когда в полосе света различила монаха, торопливо пересекавшего двор. В полнейшей тишине слышалось шарканье сандалий по плитам двора. Монах был в черной рясе с накинутым островерхим капюшоном, но что-то в его крупной фигуре показалось ей знакомым. Через мгновение она уже не сомневалась. Перед ней был Джон Мортон.

Черная ряса почти растворилась в тени каменной химеры, однако легкий, едва уловимый шепот, больше похожий на шелест листвы, она все же различила. Это продолжалось довольно долго. Анна до боли вглядывалась в сумрак, пока не заметила, что Мортон так же торопливо пересек двор и исчез в галерее под епископским окном. Однако ей не удалось заметить, куда подевалась Бланш Уэд. Под конец она даже почти уверовала, что алое платье ей померещилось. Как бы то ни было, она решила на другой же день обо всем расспросить Джона Мортона.